Дочь колдуна - Страница 130

130

Она вернулась в спальню, вымыла лицо одной эссенцией, потом выпила оставленные отцом на случай слабости капли и, закутавшись в черный плащ с капюшоном, решительно направилась в комнату, откуда был вход в подземелье. Легко и быстро прошла Мила длинную галерею и скоро достигла подземного помещения Красинского. Все было пусто и безмолвно; между тем кое-где горели лампы, а это указывало, что кому-то нужен свет. Проходя небольшим боковым коридором, она вдруг услышала гнусавый голос, читавший заклинания. На минуту она остановилась в испуге, а потом осторожно пошла вперед и очутилась у затянутой кожаной завесой двери, из-за которой слышался голос. Мила тихонько приподняла край завесы и заглянула внутрь; в ту же минуту ей пахнул в лицо порыв едкого и тошнотворного воздуха. Она вздрогнула. В глубине круглой залы она увидела статую Люцифера, а перед ней на корточках двух карликов: один производил окуривания, а другой читал формулы. Посредине, в открытом гробе лежало под простыней тело отца и лицо его с широко открытыми глазами имело странное, ошеломляющее выражение, а губы казались покрытыми запекшейся, но красной кровью.

«А, так адское отродье находится здесь!» – подумала Мила, в ужасе отступая.

Торопливо побежала она в хорошо знакомую ей рабочую комнату, где в шкафу, за черной завесой, находилось сочинение, которое она однажды держала в руках. Ей не пришлось долго искать. На последней полке лежала огромная книга в черном кожаном переплете; на крышке была вытеснена красная летучая мышь, с человеческим лицом и распущенными крыльями, вцепившаяся в тело нагой женщины с безжизненно опущенной головой. Мила спрятала книгу под плащ и уже медленнее, вследствие тяжелой ноши, пошла обратно.

В будуаре, несмотря на усталость, она немедленно начала читать книгу, которая была очень древней, и скоро совершенно увлекла ее. Перед Милой развернулась поразительная картина, и ее бросило в пот от ужаса при мысли о страшной тайне, которую невидимый мир скрывает от простых смертных. Теперь только она поняла вполне, до какой степени невежественный относительно оккультных законов человек бывает беззащитен и находится во власти окружающих его злых сил. Страшная книга указывала средства для поддержания темного существования трупа, связанного с его преступной душой, способ обессиливать влияние флюида разложения и устранять грозящие вампиру опасности; наконец, говорилось и о средствах, как уничтожить вампира, а самым верным указывалось – введение в место солнечного сплетения трупа магического кинжала, а за неимением такового – какого-либо оружия, но служившего уже при ночном убийстве.

Окончив чтение, Мила откинулась в кресле и задумалась. Многие из описанных явлений она испытала на себе: ее ночные путешествия, жажда крови, многочисленные случаи смерти вокруг нее… Голова ее кружилась и она вздрагивала от отвращения. Вдруг она выпрямилась и лицо ее вспыхнуло. Ей пришла мысль, что если она уничтожит вампира, то, может быть, оборвет и нить, связывавшую ее с ним, так как он ведь ее отец… Тогда она была бы свободна, могла бы жить спокойно и вести нормальную жизнь; а спасена была бы не одна она, но также и ребенок, прелестное маленькое создание, пугавшее Мишеля, а нередко и ее, с его кошачьими, зелеными, светившимися глазами.

– Разве я сама не вампирическое тоже существо, которое стремится перестать быть им? Небо избрало меня, очевидно, для того, чтобы освободить землю от этого изверга, и я сделаю это до приезда Мишеля. О! Если бы он хоть на один день запоздал. Здесь его жизнь ежедневно будет в опасности; тут стережет вампир, которому нужно не только свежей крови, а нового тела, чтобы вновь безнаказанно продолжать свое преступное существование и усеивать свой путь новыми жертвами… Да, я так сделаю, – шептала она.

С каждой минутой решение ее крепло, и она обдумывала подробности, но вдруг вздрогнула при мысли, где найти оружие, нужное для приведения своего плана в исполнение? Она знала, что у Красинского было в изобилии магическое оружие, но книга поучает, что нужно оружие белой магии, а такового она не найдет, конечно, у черного мага. Вдруг вспомнилось ей, что в одной из ночных бесед, отец рассказывал ей, как он нашел в подземельях замка Бельского пропавшую прабабку Адама, убитую вместе с ее любовником-монахом, и показывал даже кинжал с богатой резной рукояткой, украшенной драгоценными камнями, который он сам вынул из смертельной раны ксендза.

Жестокая и довольная улыбка скользнула по губам Милы: она употребит именно этот кинжал; показывая ей эту ужасную редкость, Красинский не предвидел, конечно, что она послужит к уничтожению его самого. Как только правосудие будет совершено, а дом избавлен от смертельной опасности, она покинет Горки и продаст это злополучное место.

Уже светало, когда Мила закрыла наконец книгу, легла и уснула; от утомления голова ее кружилась. Проснувшись поздно, она была еще очень слаба и с грустью подумала, что не в силах была бы тотчас привести в исполнение свой замысел. Для благополучного окончания такого рискованного дела ей необходимы все физические и духовные силы; кроме того, весь день был занят неизбежными формальностями по случаю няниной смерти, одно воспоминание о которой приводило в трепет.

Было часов десять вечера, когда Масалитинов прибыл на станцию, где его ожидал экипаж для доставления в Горки. Чтобы не волновать мужа сразу неприятным известием, Мила запретила говорить ему о смерти няни; но тот ничего не спросил у слуги и молча сел в высланную ему по случаю дождя карету. Он был печален и в нерв ном состоянии; в течение двух недель его мучила непонятная тоска, по ночам у него были кошмары, а необходимость увидать Милу тоже угнетала его. Вдруг почему-то у него воскресло воспоминание о разговоре Милы с Фаркачем, когда она называла того отцом, о чем он раньше со всем забыл. Тут он наталкивался на новую загадку, на новую тайну, такую же непонятную, как и все касавшееся Милы. Чувство похожее на ненависть поднималось в его сердце против женщины, разлучившей с Надей, овладевшей им при столь же трагических, как и непонятных обстоятельствах, а кроме того, внушавшей ему страх и отвращение. Более чем когда-либо, сердце его наполнял образ чистого и прелестного создания, бывшего его невестой; а что и она тоже не совсем забыла его, он прочел в ясных глазах графини во время разговора с ней на бале у Фаркача. Надя потеряна для него, но он мог, по крайней мере, вернуть свою свободу, и в нем быстро созревало решение развестись с Милой во что бы то ни стало. Все эти мысли так поглотили его, что он не обращал внимания на грозу и проливной дождь, хлеставший в окна кареты.

130