Дочь колдуна - Страница 89

– Меня бесит твое упрямство. Зачем сидим мы здесь? Погода испортилась, начались дожди и вот уже три дня настоящий потоп; а хуже всего, что кто-то имеет дерзость мистифицировать нас. До сих пор можно было думать, что люди болтают вздор, а в эту ночь я сама видела, так сказать, призрак Бельского! Забавно, право. Привидение человека вполне здорового. Если бы я могла накрыть наглого обманщика, то засадила бы его в тюрьму. А теперь объявляю тебе, что не остаюсь долее здесь. Я уже начала укладку вещей и советую тебе сделать то же, потому что послезавтра мы уезжаем.

Мила едва удержалась от смеха. Ее чрезвычайно забавлял очевидный страх Екатерины Александровны, но она не обнаружила ничего и ответила дружески:

– Милая мама, я не думала, что тебе так неприятно жить здесь. Сама я не придавала никакого значения россказням прислуги, тем более, что решительно ничего не видела; но, если дерзость мистификатора коснулась даже тебя, то лучше уехать: потому что, как можем мы пой мат ь плута, который, наверно, знает все закоулки и лазейки этого совиного гнезда. Я немедленно примусь за укладку.

В полном согласии дамы принялись за дело и через день покинули остров.

В Киеве Милу ожидал приятный сюрприз: при содействии Замятина Екатерина Александровна купила для нее дом, где они тотчас и поселилась. Дом был прелестный, настоящей дворец, и они посвятили первые дни меблировке его с утонченной роскошью, так как предполагали жить открыто, а зимой давать балы и вечера. Окончив предварительные дела, они справились, возвратились ли с дачи Замятины, и, узнав что те в городе, отправились к ним вечером.

Они встретили там еще нескольких гостей. По-видимому, ничто не изменилось и в доме было то же довольствие, какое Мила видела в Горках; но тайное чутье скоро указало, что изменились хозяева дома, и над семьей что-то тяготеет. Сам Замятин состарился словно на двадцать лет за эти несколько недель, и по-видимому, его угнетали тяжелые заботы. Надя побледнела и похудела, а Замятина была грустна и озабочена. Даже отношения жениха и невесты казались как будто натянутыми. Масалитинов был нервен и озабочен, а Надя раздражена и непокойна. Довольная улыбка мелькнула на лице Милы: значит, отец не ошибся. Почва была хорошо подготовлена, видимо, и окончательная катастрофа не замедлит наступить. За чаем прибыли еще гости, и разговор оживился, но настоящего веселья не было; позднее старики сели за карточные столы, а молодежь собралась в будуаре Зои Иосифовны.

Злорадно прислушивалась Мила к разговорам, вертевшимся преимущественно на традиционном бале, предстоявшем через неделю у Замятиных, которым праздновался каждый год день рождения хозяйки дома.

– Это будет твой последний бал, а потом, прекрасная Надя, ты будешь нищей, – с затаенной радостью подумала Мила, заметив взаимные улыбки и несколько беглых слов вполголоса между женихом и невестой.

Кто-то рассказал бывший в Америке процесс на основе злоупотребления гипнозом, и разговор перешел на эту новую силу, открывающую столь широкое поле для преступности. Г-жа Морель, присоединившаяся к молодежи, приняла деятельное участие в разговоре и передала несколько любопытных случаев, свидетельницей которых была в Париже, в клинике профессора Шарко. От гипнотизма перешли к спиритизму, астрологии, хиромантии и другим прорицательным наукам и, наконец, к гаданью. По этому поводу один из молодых людей рассказал, что какая-то гадалка на картах с изумительной верностью предсказала ему смерть родственника, неожиданное наследство, путешествие по поводу этого события и случай, ожидавший его в дороге.

– И все буквально исполнилось. С тех пор я верю, что по картам можно знать будущее, – прибавил он убежденно.

– Совершенно искренно сознаюсь, что не верю ни одной из этих «таинственных» наук и делаю небольшое исключение только для карт, – сказала смеясь Екатерина Александровна. – И то потому, что Мила иногда гадает изумительно верно. Но и это может быть потому, что будучи весьма нервной, она просто предвидит иногда то, что должно наступить.

Некоторые из присутствовавших стали просить Милу погадать, и она охотно согласилась.

В тот день она была очень привлекательна вообще. Прелестное платье зеленовато-голубого цвета, с мягкими волнистыми складками, превосходно шло к ее высокой, стройной фигуре; а бархатный бант того же цвета прекрасно выделял золотистые волосы и ослепительную белизну кожи.

Увидав, как присутствовавшие восхищались правдивостью ее слов, Надя также подошла и попросила сказать ей будущее. Общее внимание отвлек от молодых девушек жаркий спор о действительности медиумических сеансов и проявлений духов. Надя села против Милы и, склонив голову на руку, следила за разложенными на столе картами.

– Фи, какие скверные карты! Не стоит объяснять их, – сказала Мила, делая вид, что хочет смешать карты, но Надя остановила ее руку.

– Скажите мне, Мила, что вы видите? Может быть, карты и ошибаются; а если нет, то лучше знать вперед, какие несчастия ожидают меня.

– Право, я не запомню такого дурного сочетания, – отвечала Мила, колеблясь. – Неожиданный траур, денежный крах, или по крайней мере крупные потери, совершенная перемена положения и, по-видимому, даже отъезд отсюда.

– А мое замужество? – спросила Надя, побледнев.

– Оно кажется не состоится, или может быть надолго отложено, не могу сказать точно. Но все это – вздор, не верьте ничему, – прибавила она, порывисто смешав карты.

Вынув потом из колоды шестнадцать новых, она смешала и, разложив, сказала весело: