Дочь колдуна - Страница 72

Екатерина Александровна распорядилась приготовить постель гостю на большом диване в бывшем кабинете Вячеслава, а пока она с горничной занималась необходимым устройством, Мила вышла из залы и проворно, как тень, обежала комнаты г-жи Морель и прислуг, везде поливая наркотической эссенцией с легким, пряным запахом ландыша.

Разошлись все рано, вскоре после чая, так как погода была по-прежнему отвратительна, а хозяйки и гость чувствовали себя утомленными. После одиннадцати весь дом спал уже мертвым сном, и Мила приступила к своему туалету. Она достала из шкатулки кружевной пеньюар, оказавшийся платьем princesse из старых брюссельских кружев, на чехле из чудесного мягкого и легкого крепа; от него сильно пахло розами.

Натерев тело эссенцией из большого плоского флакона, лежавшего на дне ящика, Мила переоделась в кружевное платье и зажгла свечи перед зеркалом, чтобы полюбоваться собой. Мягкое и легкое одеяние изящно и красиво облегало ее высокую, стройную фигуру; открытый корсаж и длинные, широкие, распашные рукава обнажали перламутровой белизны руки и шею. Она распустила роскошные, золотистые, с бронзово-красным отливом волосы, волнистой массой рассыпавшиеся по плечам.

– Боже, как я хороша! – прошептала она, подхватывая свою шелковистую гриву черной лентой. – Если бы Мишель видел меня такой, то, конечно, полюбил бы. – И огонек затаенной, страстной неги блеснул в ее зеленоватых глазах.

Она была права, – чарующее исчадье бездны, – Мила была обаятельна и опасна, как дьявольское видение, как русалка, которая завлекает, чтобы задушить неосторожного, рискнувшего полюбить ее и ответить на ее коварный призыв.

В эту минуту маленькие часы на туалете пробили три четверти двенадцатого, и следовало спешить. Она потушила огонь перед зеркалом, взяла в руки свечу, вышла из комнаты и побежала по коридору, ведущему в библиотеку. Свеча в ее руке слабо освещала длинный и темный коридор.

На дворе буря опять усиливалась, но и в доме тоже происходило что-то недоброе. Стены трещали, в старой деревянной резьбе слышались глухие удары, а по коридору проносились порывы сильного ветра, точно со всех сторон были открыты окна и двери. Жуткая дрожь охватила Милу, и она заторопилась, чтобы скорее добраться до библиотеки; но, подходя к двери, увидела бледный луч голубоватого света, который пересек ей, дорогу. Она остановилась, с удивлением смотря на беловатое, клубившееся в нескольких шагах облако, которое становилось все плотнее, и вдруг из этой туманной кучи сверкнул сноп искр, облако раздалось, а в светлой газообразной массе явился торс женщины с закрытой белой вуалью головой. Мила вздрогнула и попятилась, было; но она узнала свою мать и страх ее почти мгновенно исчез.

Большие светлые глаза видения смотрели на нее с такой любовью и тоской, что Милой овладело странное чувство влечения, а когда послышался мелодичный и ласковый голос, она вполне поддалась очарованию.

– Мила, несчастная моя девочка, – раздался кроткий и тихий шепот. – Беги отсюда и не ходи к нему. Он уже связал тебя со своей преступной шайкой, а теперь хочет заставить совершить гнусное убийство молодого и невинного человека. Не марай своих рук в этом подлом злодеянии, придуманном адом! Не давай поработить свою душу. Спрячься до зари, а потом беги с этого проклятого острова; беги и спасайся под сенью креста. Сила его в руке верующего громадна; он – страшное оружие, которое низвергает служителей ада. Беги! Любовь моя и молитвы поддержат тебя.

Мила слушала, как очарованная. Голос и взгляд матери заставляли биться ее сердце и вызывали слезы на глазах; странное, никогда не испытанное, но необыкновенно могучее чувство влекло ее к матери, которой она никогда не знала. Ей захотелось вдруг ее любви, как величайшего счастья, и она готова была броситься в ее объятия, чтобы найти там убежище, тихую пристань.

– Мама! – с рыданием вырвалось у нее, и она протянула руки к привидению.

В это мгновение дверь библиотеки с шумом распахнулась, и на пороге появился Красинский. Он был мертвенно бледен, глаза злобно сверкали, а лицо искажало истинно сатанинское выражение.

– Прочь! Как смеешь ты перечить мне, жалкое создание! – прошипел он.

Светлое видение вздрогнуло; но, подняв затем руку, оно протянуло к нему светлый крест, который держало на груди, и укоризненно, презрительно глядело на сатаниста, который попятился с чудовищным кощунством на устах. Затем видение побледнело и расплылось в легкий туман, а Мила отшатнулась и прижалась к стене.

– Отец, – закричала она, – я не хочу делать то, что ты мне приказываешь. Мама говорила, что через меня ты хочешь совершить страшное преступление – убийство, которое погубит мою душу, Я не хочу, не хочу!.. Отпусти меня уехать отсюда!..

Звонкий смех был ей ответом.

– Глупая. Ты забыла, что дала клятву братству?! У тебя нет другой воли, кроме воли ордена, а я раздавлю тебя, как червяка, если ты осмелишься мне противиться.

Рука его тяжело опустилась на голову молодой девушки, и Мила согнулась точно под ее тяжестью. Но вдруг она выпрямилась с широко раскрытыми глазами и неподвижным взглядом.

– Ты пойдешь немедленно на стеклянный балкон, а он теперь там. Ты будешь вся любовь и страсть; ты дашь целовать себя в губы и позволишь увести себя в его комнату! – проговорил Красинский своим металлическим голосом, отчеканивая каждое слово, и дал ей понюхать вынутый из кармана флакон.

– Теперь проснись и выполни то, что я приказал. Нервная дрожь пробежала по хрупкому телу Милы. Она открыла глаза и смотрела на отца изумленным, смутным взором; очевидно, в эту минуту она не помнила ничего из того, что произошло.