Дочь колдуна - Страница 110

110

Вперив в учителя блестевшие любознательностью глаза, он слушал его, бывало, как зачарованный, а новые, открывавшиеся перед ним горизонты опьяняли его, подобно волшебной сказке, хотя он и не сознавал еще во всем объеме страшной и опасной науки, на первой ступени коей стоял.

Однажды утром все трое сидели в рабочей комнате Манармы, – большой, сводчатой круглой зале; по стенам виднелись массивные, кедрового дерева, полки с обширной коллекцией древних, как мир, папирусов или еще более ветхих свитков с разными странными письменами, старых фолиантов и новых книг. Там и сям стояли странные, непонятные профанам инструменты. У широкого открытого окна с восхитительным видом на окрестности, облокотившись на стол сандалового дерева, сидел Манарма со своими учениками. Адмирал был серьезен и задумчив, а Ведринский казался глубоко огорченным и губы его слегка дрогнули, когда он спросил:

– Так нам необходимо покинуть тебя, учитель?

Манарма склонился к нему и глубоко проникновенным, удивительно могучим и жгучим, как огонь, взором заглянул в мрачные глаза молодого человека.

– Да. На некоторое время я отсылаю вас в Европу, сын мой; но ты не должен видеть в этом изгнания. Наоборот, это – первое испытание и одновременно первая твоя миссия. Я посылаю вас бороться с адом, чтобы спасти от гибели честных, но беззащитных людей; а главное – обуздать одно дьявольское существо, которое злоупотребляет своим знанием, сея вокруг себя преступления и смерть.

– Ах! Отчего честные люди так легко поддаются демонским соблазнам, вместо того чтобы защищаться известными им началами добра и молитвой! – возразил Ведринский, видимо, борясь с внутренним негодованием.

Манарма загадочно улыбнулся.

– Они поддаются соблазнам, потому что слабы, не дисциплинированы, дурно воспитаны и живут в зачумленной атмосфере, влияния которой могут избежать только лишь весьма закаленные люди, могущие заразе противопоставить упорное сопротивление. Насколько велико могущество зла, и до какой степени заражающая мозг нравственная гангрена наполняет их неудержимыми порочными влечениями, это ты сам испытал в жизни. Как тифозный больной хочет пить без конца, чтобы утолить сжигающую его жажду, так и нравственно больной жаждет наслаждений, богатства и сладострастия; словом, всего, что возбуждает и удовлетворяет животные страсти, до противоестественных пороков и преступлений включительно, который еще в состоянии иногда оживить их истрепанные нервы и озверелое воображение. Вот эти-то ужасные, на свободе разгуливающие полоумные, представляющие собой факелы, которые могут произвести пожар всего мира, путем создаваемой их поступками и мыслями ядовитой атмосферы, заражают людей и вызывают страшные физические и психические повальные болезни, влекущие человечество в пропасть. Примером тебе может служить свирепствующая в настоящее время эпидемия самоубийств. Никогда еще может быть адские когти не работали так рьяно, и горе тому, кто становится на пути этой дьявольской свистопляски или пытается крикнуть озверелой толпе: «Стойте! Вы летите в пропасть!..» Его ожидает участь Орфея, которого растерзали вакханки за то, что он проповедовал им истину. А между тем слава бесстрашному разуму, который решается провозглашать людям правду и свет среди окружающего их хаоса и мрака.

– Учитель! – воскликнул Ведринский, слушавший с блестящими от волнения глазами. – Я понимаю, что обыкновенный человек не может вступать в эту неравную борьбу; но почему вы, властные и мудрые, не объявите войны аду? А ведь вы можете восторжествовать, потому что свет должен же наконец победить тьму.

Манарма облокотился и, задумавшись на минуту, молчал, а потом провел рукой по лбу и сказал:

– Вопрос твой, сын мой, мне задавали не раз, и даже не вопросы, а упреки летели по нашему адресу со стороны знающих или подозревающих наше существование, потому что большинство людей считает вымыслами все, что о нас слышит. Но раз ты коснулся этого вопроса, я отвечу тебе по мере возможности и, может быть, при случае ты передашь это и другим. Ты думаешь, как и многие, что мы можем победоносно бороться с дьявольским нашествием, завоевывающим мир и заливающим землю преступлениями и кровью? Да, сила наша – велика, могущество значительно и в разных, отдельных случаях мы действительно боремся и побеждаем… Но мы слишком малочисленны для генерального, решительного сражения с адом, и встретили бы очень мало поддержки со стороны масс, за спасение которых сражались бы. Три четверти рода человеческого, если не более, отдают предпочтение аду и соблазнительным, сулимым им наслаждениям, взамен нашей суровой и строгой дисциплины, которая, однако, освободила бы их от демонов; а кроме того, они не верят в «оккультный» мир. Прибавлю еще, что наши очищенные силы требуют подчас и материальной поддержки в битвах такого рода; не говоря уже о том, что главное наше назначение ведь совершенно иное… Но об этом после. В миру люди, верящие даже в наше существование, воображают, что мы нечто вроде колдунов или волшебников, а знание наше должно непременно служить только, чтобы совершать чудеса; например: создать обильную жатву там, где был голод, вызвать дождь во время засухи, или умножить хлеб и корм для голодающих. Раз мы ничего этого не делаем, значит, по их понятиям, мы – просто лентяи, живущие сибаритами во дворцах с царской роскошью, и занимаемся только накоплением в наши сокровищницы золота, серебра и драгоценностей; словом, богатств, которых хватило бы для пополнения всех пустых карманов, или воспособления разных прожекторов, чтобы осуществить их изобретения, как бы нелепы те ни были. Вообще говоря, люди требуют, чтобы мы пускали золото в обращение, а не хранили его в сундуках.

110